В октябре 1902 г., когда верный пес внезапно умер, царь назвал это "чувствительным горем". Иман умер внезапно ночью. Ветеринар объяснил, что смерть наступила от порока сердца. В письме к матери, вдовствующей императрице Марии Федоровне, Николай писал из Ливадии: “ Другое мое горе, совсем уже личное горе, потеря милого Имана, случилось в самом начале октября почти в тот же день, что и бедный Ворон…Это была такая умная, верная, и добрая собака” (Цит. по: Российский Императорский дом. М., 1992. С. 69). Николай Александрович настолько сильно переживал смерть пса, что позже, уже никогда не брал в дом собак, однако любил прогуляться по парку в компании других колли. Их было 11, жили они в специальном помещении в парке при Александровском дворце.

О пристрастиях Александры Федоровны по части животных известно очень мало. Скорее всего сердце её всецело пренадлежало любимому супругу, тяжело больному сыну и четырем таким разным, но одинаково ею любимым дочерям. В своих мемуарах Анна Александровна Вырубова (Танеева), фрейлина и ближайшая подруга Императрицы, писала: “У Государыни был маленький английский (по другим публикациям шотландский, прим. авт.) терьер Эйра; я её не любила, так как она имела обыкновение бросаться неожиданно из-под кресла или кушетки. Когда Эйра околела, Императрица плакала по ней.” (цит. по: “Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных. – М.: сретенский монастырь; “Новая книга”; “Ковчег”, 1999.).

 С 1905 года семья постоянно живет в Царском селе. Здесь, в небольшом отдалении друг от друга имеются три парка, вот где простор для детей и для собак! В семье к этому времени четыре дочери и “Солнечный лучик” - долгожданный наследник, Цесаревич Алексей. В силу высокого положения и неизлечимой болезни мальчика, о которой длительное время скрывали, круг общения детей был очень ограничен: адъютанты отца, няни, учителя и изредка дети-родственники. Кроме этого мать воспитывала дочерей в строгости и считала, что частое общение с детьми из высшего общества способно испортить характер подрастающих принцесс. Поэтому домашние животные отчасти заменяли собою эту сторону жизни детей. В ту пору, при дворце, в Александровском парке жили козочки, ослик Ванька, был даже слон в зверинце. Но всех ближе, конечно, были собаки и кошки, живущие в доме. Век наших маленьких друзей недолог. Возле Дворца, в Александровском парке есть небольшой пруд, а на пруду маленький островок, он называется “Детский”. На нем павильон - “Детский домик”, построенный по проекту архитектора А. М. Горностаева в 1830 г. для детей императора Николая I. На остров можно было переправиться на небольшом пароме или на лодке. Во второй половине XIX в. на острове появилось несколько захоронений любимых императорских собачек с небольшими надгробиями. Здесь и нашли последний приют любимые собаки Ворон, Иман и Эйра.

Дети Николая II и Александры Федоровны росли спортивными и очень подвижными: долгие прогулки пешком или верхом, велосипеды, всякого рода подвижные игры, зимой строили горки, весной кололи лед на пруду, но и не забывали прополоть ландыши на островке, возле обелисков любимым, милым сердцу животным.

Напомню, что говорим мы лишь о самых любимых и близких животных, которых “брали в дом”. Сохранилось много фотографий, где маленький Царевич играет с котятами, щенками и в Ливадии, на отдыхе, и на яхте “Штандарт”. Но в силу малого возраста Алексея постоянных животных пока нет. Так же обстояло дело и с Великими Княжнами.

Итак, кто же были постоянными спутниками детей в Царском Селе. У старшей дочери семейства – Ольги был кот. О нем почти не осталось сведений. В сохранившихся дневниках и письмах Ольга не упоминает о нем. А вот Анастасия упомянула кошку в своем письме к отцу:

Великая Княжна Татьяна получила “свою” собаку лишь в 1914 году. Надо отметить, что шла война, царские дочери не были “белоручками”, старшие прошли школу медсестер и работали в госпиталях Царского Села, а младшие навещали больных, помогали старшим “крутить бинты”, разносили лекарства и стелили постели, участвовали в благотворительных базарах и комитетах по сбору средств на содержание лазаретов, приютов. Распорядок дня Татьяны Николаевны выглядел примерно так: вставала рано, утренний чай и урок, ехала с сестрами и матерью в Знаменскую церковь на молебен, затем в подопечный лазарет. Там она перевязывала до 8-ми, а в последствии до 15-ти раненых, далее был завтрак в кругу семьи и придворных в Александровском дворце, потом с матерью и Ольгой в Большой лазарет (ныне больница им. Семашко) или в лазарет Большого Дворца (Екатерининский Дворец) на операцию, иногда на две. Далее короткий отдых: катание на лошадях или на моторе, иногда в это время девушки навещали Анну Вырубову (фрейлина Её Величества) или родственников в Павловске. Часто бывали на панихидах на Казанском кладбище по офицерам, погибшим в госпиталях. По возвращении у Татьяны бывал еще урок, обед в семье (в те времена обедали примерно в 19 часов). Далее снова госпиталь: навестить “своих” (все члены семьи были шефами определенного полка), в это время, сидя у постели больного, она шила “подушки для повязок” (ватно-марлевые повязки), вязала носки для солдат или шила кофточки и распашонки для детей сирот. Потом с сестрами и санитарками крутила бинты (за 1,5-2 часа накручивали до 250 бинтов!), чистила инструменты наравне с простыми санитарами. Часто возвращались девушки домой уже за полночь. Порядок дня иногда менялся, но не принципиально. Вот такая не “царская” жизнь! Девушки были приветливы, охотно общались и дружили с выздоравливающими ранеными, часто играли с ними в настольный теннис, “в рубль” или просто мило беседовали. Вот в один из таких обычных дней, в воскресенье, 12 октября 1914 года, в дневнике Татьяны Николаевны и появилась запись:

“ Утром были у Обедни. До этого говорила по телефону с Маламой. Завтракали 5 с Папа и Мама (ударение на последний слог, прим. авт.). Днем гуляли с сестрами и Папа, Мама в экипаже. В 4 часа поехали в Гусарский лазарет к раненым. Мы 4 поехали к Ане к чаю, там были Шведов и Виктор Эрастович. Аня мне привезла от Маламы маленького французского бульдога, невероятно мил. Так рада. Обедали с Папа и Мама”.

Итак, Ортипо (это имя бульдожка получит через несколько дней) стала подарком выздоравливающего офицера – Малама Дмитрия Яковлевича, штабс-ротмистра Лейб-гвардии Уланского Её Величества полка. В окружении Царской семьи были еще представители фамилии Малама, но щенка подарил именно Дмитрий Яковлевич, это становится очевидным, после прочтения письма к Великим Княжнам их тети, Ольги Александровны:

1914г. Октябрь. Ровно. “Татьяна, какой улан тебе подарил собачку? (сучку?) Ты сидишь на его койке, Ольга говорит. Очень занятно”.

В последствии Татьяна и её сестры много наблюдают за собачкой и записывают в своих дневниках впечатления. Татьяна: 13 октября. “…Собачка страшно мила…”,

21 октября. “…Приехали Мари и Анастасия и мы поехали в маленький дом (опекаемый сестрами офицерский лазарет, находящийся во дворе Большого лазарета в Царском Селе - больницы им. Семашко в г. Пушкине) Сидела с Маламой до 5.45. Остальные сидели с другими. Эллис тоже был. Привезла с собой Ортипо…”

Татьяна,  Анастасия и Ортипо

Анастасия пишет отцу:

21-22 октября. “ Только что мы вернулись из нашего лазарета, были у умирающего солдата и других тоже…Были у офицеров, там где твои стрелки. Ортипо тоже там был, и все радовались ужасно…Только что Ортипо принесла к Татьяне, он тебя целует и очень возится, такая душка…”. Татьяна пишет отцу:

22 октября “…Вчера к Мама пришли прощаться три раненых офицера, уезжающих уже назад по полкам. Так было грустно…Сейчас Алексей пришел вниз (детские в Александровском дворце находились на втором этаже, прим. авт.) и будет молиться с Мама. Моя собачка Ортипо бегала по комнате и играла во время чая. Страшно забавна и мила….”.

26 октября “…Ортипо растет и ужасно мила, много бегает и страшно веселая…”

По мере роста привыкания семьи к новому существу, записей становится меньше, появляются лишь интересные эпизоды: из письма Анастасии к отцу:

30 января 1915года: “ Я научила “Ортипо” служить и сегодня давать лапу очень хорошо дает такая душка…”

Ольга отмечает в дневнике:

13 февраля 1915года “… Вечером к нашим, до 11.20 оставались. С Емельяновым и Ортипо возились и другими, уютно, хорошо…”

Подобные заметки часто мелькают в письмах и личных записях юных принцесс, они часто берут “маленького клоуна” с собой в лазарет, и, вероятно, собака помогает расшевелить больных, улучшить настроение, отвлечь их от тяжелых мыслей и боли. До определенного времени девушки не обращают внимания на пол собаки, называя её то “он”, то “она”.

Но вот однажды все встает на свои места окончательно и бесповоротно: Татьяна пишет отцу очередное письмо:

17 сентября “…Я так рада за Тебя, что дядя Мими был с тобой это время. Вчера мне привезли Ортипо с детьми, чтобы их показать. Они очень маленькие и уродливые и неизвестно, на что и на кого они похожи. А Ортипо смирно лежала около них в корзинке и страшно, видно, боялась, чтобы мы не дразнили или мучили маленьких. Но их опять увезли и потом уже привезут только одну Ортипо…”

В это время Александра Федоровна с детьми жила в Царском и никуда не выезжала, поэтому, вероятно, куда-то увозили Ортипо. Возможно, её на время родов удалили из комнаты девочек. Но где она была все это время, кто был “отцом” её щенков и что с ними стало – это пока остается тайной. Может быть, ответы появятся после опубликования остальных писем и дневников Царской семьи, а пока мы имеем возможность читать лишь выборочные материалы. Но, вернемся к судьбе Ортипо. Как-то Татьяна упоминает о любимой игрушке собачки:

28 марта 1916 года “…Ортипо сейчас лежит на полу и грызет свой фут-бол. Обед только кончили. Мама читает себе, Ольга и Мари сочиняют злостные стихи на сестер Большого дворца…” (известно, что отношения Княжон и старшей сестры лазарета в Большом Дворце Любушиной не складывались из-за высокомерного отношения последней к Царским дочерям).

Далее жизнь этой собаки, как и её хозяев идет своим чередом: всё по-прежнему и даже выезжая ненадолго в Ставку к отцу или в краткие инспекционные поездки с матерью по лазаретам и поездам-госпиталям в других городах России Ортипо путешествует с Татьяной. Хозяйка никогда не расстается со своей любимицей. И даже наступившие позднее тяжелейшие времена в жизни Царской семьи не изменили отношения Татьяны Николаевны к собаке, и она по-прежнему “в ответе за ту, кого приручила”.

 Из дневниковых записей Марии Николаевны сохранилась малая толика, но и из них можно видеть, что особых пристрастий к миру животных Княжна не имела, по-видимому, ей хватало общения с собаками и кошками сестер и брата.

 Анастасия Николаевна. По природе своей ребенок живой и веселый. Она обожала шалить и проказничать. Но, как отмечают многие очевидцы, несла с собой атмосферу светлой радости и способна была поднять настроение любому.“Она была очень тонкая, удивительно остроумная, весьма сдержанная. Она была настоящий комик. Всех Она смешила. Сама никогда не смеется. Только глаза блестят”,- так описал Анастасию Николаевну Сидней Гиббс, учитель английского языка. В семье у неё было прозвище – Швыбз, Швыбзик. И вот тут кроется маленькая загадка. Довольно часто в дневниках и письмах появляются интересные записи: письмо Ольги:

“…Настаська и Швыбзик Тебя целуют и идут спать. Татьяна сидит около и читает, а Мама с Мари играют в колорито Ортипо спит у её ног….” (5 апреля 1915 год),

письмо Марии: “Мой золотой Папа! Я сейчас сижу около Мама, у неё на ногах лежит Швыбзик, Анастасия рисует. Ольга и Татьяна уехали в лазарет к Вартанову….Маленький Швыбзик только что сделал “губернатора” у Мама на ковре и Анастасия теперь его обучает…” (5 апреля 1915года).

Снова Ольгино письмо от 11 апреля:

“ …Сейчас идет большая возня Ортипо носится по комнате, а маленький Швыбзик пищит…” Далее у Анастасии (12 апреля):

“ Мой золотой Папа! Мы только кончили обедать, и Швыбзик возится с Ортипо ужасно…Мы пили чай в столовой и почти всё время там играли в разные игры. Швыбзик, конечно, был там. Виктор Эрастович думает, что Швыбзик будет хороший водолаз. Пруд перед подъездом, почти там нет льда, так приятно. Ольга играет на рояле. Так скучно, завтра уроки. Я хочу завтра поехать на велосипеде. Мне так стыдно, что мысли у меня так разбросаны…”

А вот, что написала отцу Мария 18 апреля 1915 года:

“ Сестры разбирают цветы, которые прислали Яновы из Ливадии. Глицинии и другие. Пока та страница сохла, я читала тети Ольгино письмо нашей Ольге. Я посадила к себе на колени Швыбзика, но он пожелал на пол… Мама посылает Анастасию спать, а она в отчаянии не может найти Швыбзика, который пропал без вести, все его кричат и зовут, но он не идет, мерзавец. Его наконец нашли через 10 минут, мы все его искали под диванами. Наконец Мама решила залаять, и Швыбзик ответил тоже лаем, и оказалось, что он сидит у Мама под кушеткой, и его с общими усилиями вытащили… К нам в спальню пришел Алексей, теперь он лежит у меня в постели и играет с Анастасией и Швыбзиком. Сестры еще спят, Швыбзик пищит, наверное, он хочет видеть генерал-губернатора. Он уже это делал, и Анастасия прибежала с лопаткою от камина и подобрала…” Письмо Анастасии 14 июня 1915года:

“ …А все таки скучно без душки “Швыбзика”…”

 Далее нет никаких упоминаний о таинственном Швыбзике. Судя по всему, речь идет о щенке или маленькой собачке, но что с ней произошло не ясно, с некоторых пор в письмах к отцу Анастасия перестает ставить свою обычную подпись, которая выглядит примерно так: Любящая дочь АНРИКЗС. Настаська. Швыбзик. Сестра Николая II, Ольга Александровна написала в письме к племянницам в июне 1915года:

“ Я никогда столько цветов не получала. Санитары мне подарили большую вазу для цветов на стол и написано от кого и 1 июня 1915 г …Так жаль Швыбзика! Плакала ли?..”.

Остается сделать вывод, что собаки нестало. Может поэтому Анна Вырубова и дарит Анастасии другую собаку – Джимми. Нет сведений о дате появления Джимми в семье. Анна Вырубова пишет в своих воспоминания “…У Татьяны Николаевны был маленький Буль Ортипо и Джимми – Кинг-чарлс, которого я ей подарила и которого нашли убитым в екатеринбургском доме…” (цит. по “Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных. – М.: сретенский монастырь; “Новая книга”; “Ковчег”, 1999.) Здесь есть маленькая загвоздка: Анна Александровна писала воспоминания гораздо позже всех событий и, скорее всего, перепутала, кому дарила кинг-чарльза, так как имеются убедительные доказательства в письмах о пренадлежности Джимми именно Анастасии. Анастасия пишет Марии из Тобольска,